На основании всемилостивейше пожалованной тысяща семь сот восемьдесят пятого года апреля двадцать первого числа российскому благородному дворянству грамоты двадцать второй статьи дала сие духовное завещание вышеозначенному мужу моему гвардии порутчику Михаиле Васильеву сыну Арсеньеву и дочери моей девице Марьи Михайловой дочери Арсеньевой в следующем имею я за собой Пензенской губернии Чембарской округи в селе Никольском Яковлевское тож движимое и недвижимое имение дошедшее мне по купчей в 1794 году ноября 13 дня от действительного камергера и кавалера Ивана Александровича Нарышкина именно людей и крестьян написанных по последней пятой ревизии за мною мужеска пола четыреста пятнадцать да земли обмежеванной в 1789 году сентября 4 дня утвержденной решением Правительствующего Сената межевым департаментом которой по плану и межевой книге значится пашенной земли три тысячи семнадцать десятин тысячу семь сот тритцать семь сажен сенного покосу семь сот дватцать шесть десятин шесть сот дватцать шесть сажен лесу сто девяноста десятин двести одинатцать сажен под поселением огородами гуменниками и коноплянниками в том числе у священно и церковно служителей шестьдесят восимь десятин сто дватцать сажен под церковью и кладбище двести сажен под большой дорогою сорок две десятины тысячу двести сажен под проселочными дорогами восимь десятин тысячу двести сажен под рекою полуречками и оврагами десять десятин восемь сот сажен под болотом семнадцать десятин тысячу двести сажен всего удобной и неудобной четыре тысячи восемдесят одна десятина тысячу девяноста четыре сажени удобной четыре тысячи две десятины двести девяноста сажен которое имение состоит в бесспорном моем владении. Второе. Как сие имение приобретено мною во время супружества с ним мужем моим и с помощию ево почему а не менее движимое будучи с признательностию за горячую любовь ево ко мне и беспримерное супружеское уважение и быв первая приобретательница оного завещеваю ему мужу моему после смерти моей изо всего вышеозначенного имения получить половину разумея и людей крестьян и земляных угодий со всеми заведениями.
Третие. Вторую половину сего имения яко купленное на данные мне от родителя моево в приданое деньги тритцать восимь тысяч рублей определяю по смерти моей получить законной наследнице упомянутой дочери моей девице Марьи Михайловой дочери Арсеньевой, естли она поеме меня останется одна, а буде еще по написании сего завещания до кончины моей будут дети и останутся после живы то им из сей половины разделить по равным частям.
Четверте. Само по себе разумеется что в платеже долгов состоящих на означенном имении моем и лично на мне как казенных так и партикулярных в платеже оных все участвуют соразмерно части им достатся имеющих.
Пятое по смерти моей завещание (не означенный муж мой и дочь и прочие дети буде имеют быть должны соблюдать безо всякого нарушения и более никаких частей друг от друга не требовать, разве бы на отдачу была собственая кого либо из них воля.
Наконец шестое. Предоставим себе право пользоваться в жизнь мою означенным завещаемым мужу моему и дочери имением, я не должна переменять сего завещания ни в чем.
К сему духовному завещанию гвардии прапорщица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева урожденная Столыпина руку приложила. При сем завещании был и руку приложил надворный советник Сергей Николаев сын Наумов. При сем завещании свидетелем был и руку приложил артиллерии капитан Франц Филипов сын Турнер. При сем завещании 4 свидетелем был и руку приложил коллежский асессор Никон Николаев сын Щетинин. Свидетель был при сем завещании поручик Николай Данилов сын Брычов и руку приложил. Сие духовное завещание писал с ведома крепостных дел надсмотрщика Чембарского уездного суда писец Алексей Николаев сын Махтеяров. Запрещения нет совершил по указам секретарь Алексей Алыбин 1807-го года сентября в 30-й день сие духовное замещение писано у крепостных дел Пензенской губернии в Чембарском уездном суде. С нее пошлин не положено. Совершил крепостных дел надсмотрщик губернский секретарь Петр Пианов.[Рукою Е.А. Арсеньевой подписано:] «подлинное завещание лейб гвардии порудчица Елизавета Алексеева дочь Арсеньева приняла и расписалась».
ГАПО, ф. 34, on. I, д. 89, л. 18 об. — 20
Публикации настоящего духовного завещания Е.А. Арсеньевой внесли ряд существенных поправок в традиционные представления о семейной хронике Арсеньевых тарханского периода. Первая из поправок прояснила личное участие Михаила Васильевича в приобретении Тархан. В лормонтоведении первоначально считалось, что имение купил именно он. Чембарский краевед П.К. Шугаев в конце 1890 гг. писал: «Село Тарханы куплено Михаилом Васильевичем Арсеньевым...» Последующие биографы повторяли это утверждение, пока профессор В.А. Мануйлов в 1949 г. не назвал владелицей Тархан Е.А. Арсеньеву, но без всяких ссылок на документы. Публикация купчей в 1963 г. архивистом С.Г. Кузнецовым подтвердила, что имение действительно записано на ее имя. Это обстоятельство дало повод Кузнецову подчеркнуть в комментарии к купчей неучастие в покупке Михаила Васильевича. Купчая, по его мнению, уточнила «сведения о стоимости, лично приобретенного Е.А. Арсеньевой имения, без ссылок на участие в этой купле ее мужа М.В. Арсеньева». Как видно из текста завещания, такое утверждение оказалось ошибочным. Его опровергает сама Елизавета Алексеевна: «... сие имение, — читаем в завещании, — приобретено мною во время супружества с ним мужем моим и с помощию ево». Таким образом, завещание дает право считать, что имение приобретено супругами совместно. Правда, доля Арсеньевой выражена в определенной сумме, а доля мужа не определена.
Неясным оставался и вопрос о стоимости имения. Тот же Шугаев писал: «Село Тарханы ... куплено ... за совершенный бесценок». За ним это утверждение повторил Н.Л. Бродский в биографии Лермонтова («... село Тарханы, которое приобрел Арсеньев за бесценок ...»), а также В.А. Мануйлов в книге «Лермонтов в Тарханах». Однако сумма никем не называлась, потому что не была известна. И только публикацией купчей Кузнецов наконец установил: 58 тысяч рублей. Вскоре П.А. Вырыпаев назвал источник этих денег: «... деньги на покупку были взяты из ее [Е.А. Арсеньевой] приданого». Но как видно из завещания, приданых денег уплачено не 58 тысяч, а 38. Выходит, 20 тысяч плюс 2900 рублей за оформление купчей Арсеньевым пришлось брать где-то помимо приданых, вполне возможно, они и составили долю Михаила Васильевича.
Содержание завещания перечисленными важными поправками в вопросе покупки Тархан не исчерпывается. Оно по-новому освещает взаимоотношения супругов Арсеньевых. В первой биографии Лермонтова (1891 г.) ее автор профессор П.А. Висковатый писал: «Хотя старушка Арсеньева впоследствии охотно говорила о счастливом своем супружестве, но, в действительности, сравнительно молодой муж чувствовал себя, кажется, не вполне счастливым с властолюбивой женой». Далее биограф рассказывает, как М.В. Арсеньев увлекся соседкой Мансыревой, что и привело к трагедии: в новогодний праздник 1810 г. он отравился. Шугаев тоже берет под сомнение «счастливое супружество» Арсеньевых. «... Елизавета Алексеевна, — пишет Шугаев, — после рождения единственной своей дочери, Марии Михайловны, то есть матери поэта, заболела женскою болезнью, вследствие чего Михаил Васильевич сошелся с соседкою по тарханскому имению, госпожой Монсыревой и полюбил ее страстно...».
Характеристика семейных отношений Арсеньевых после Висковатова и Шугаева оставалась в лермонтоведении без изменения до публикаций настоящего завещания. Например, В.А. Мануйлов в специальной статье писал: «17 марта 1795 года родилась Марья Михайловна, единственная дочь Арсеньевых. Она росла болезненным ребенком. Начавшиеся вскоре нелады между родителями только обострили ее нежность и замкнутость.
Правда, Елизавета Алексеевна, уже овдовев, любила говорить о своем супружеском счастье, если оно и было, то было недолговечно... супруги оставались друг другу чуждыми» (Мануйлов В.А. Семья и детские годы Лермонтова. С. 105).
Завещание 1807 г. опровергает устоявшиеся представления о семейной жизни Арсеньевых. Елизавета Алексеевна указывает в этом документе: «завещеваю ему мужу моему после смерти моей изо всего вышеозначенного имения получить половину разумея и крестьян и земляных угодий со всеми заведениями», «как сие имение приобретено мною во время супружества с ним мужем моим и с помощию ево», и далее: «будучи с признательностию за горячую любовь ево ко мне и беспримерное супружеское уважение».
Таким образом, можно утверждать, что разлад у супругов Арсеньевых начался не вскоре после рождения дочери, как считалось, а гораздо позднее, по крайней мере, после составления завещания (30 сентября 1807 г.). Будущей матери поэта к этому дню уже двенадцать с половиной лет. И далее все, как видно, шло в семье тихо и мирно. И Мария Михайловна росла под покровом любящих ее родителей. Скандал разразился только накануне новогоднего праздника. В биографии Висковатого об этом сообщается так: «Елизавета Алексеевна решила, что ноги соперницы ее не будет в Тарханах. Между тем как раз к вечеру 2-го января охотники до театральных представлений Арсеньевы готовили вечер.<...> Полная негодования Елизавета Алексеевна следила за своим мужем, с которым она уже несколько дней не перекидывалась словом...».
Елизавета Алексеевна в 1807 г. не сомневалась в верности мужа. Подтверждением этому служит характерная деталь: половину наследства, предназначенную дочери, она разрешает делить на части, в случае если у нее (у Арсеньевой) еще будут дети. Однако другую половину, предназначенную Михаилу Васильевичу, оставляет неделимой. «... половину сего имения, — читаем в завещании, — определяю ... получить законной наследнице ... дочери моей девице Марьи Михайловой дочери Арсеньевой, естли она после меня останется одна, а буде еще по написании сего завещания до кончины моей будут дети и останутся после живы то всем им из сей половины разделить по равным частям».
Настолько твердо в 1807 г. Арсеньева была убеждена в незыблемости устоев своей семьи, что не оставила для себя никакого пути отступления «на всякий случай», что и закрепила последним пунктом: «Наконец шестое. Предоставляя себе право пользоваться в жизнь мою означенным ... имением, я не должна переменять сего завещания ни в чем» ...».